«…Надо обязательно жить, да и жить хочется, как никогда…»

В архиве на вечном хранении
В заголовке приведены строки из письма нашей землячки, санинструктора Екатерины Костылевой к своей семье. Она погибла в фашистском концлагере в 1943 году. До недавнего времени о короткой жизни, последних днях Екатерины Фёдоровны Костылевой известно было очень мало. Лишь несколько строк из 6-го тома Книги памяти: «...Родилась в 1920 г. в с. Кодское. Призвана в армию в г. Симферополь. Старшина, санинструктор, полевая передвижная станция 35. Была в последнем бою в декабре 1943». Другими словами — числилась пропавшей без вести.
Работая над редакционным проектом «Женщины Победы», журналисты газеты «Сельская новь» нашли документы, письма, фотографии нашей землячки, которые пролили свет на её судьбу. Как оказалось, всё это хранилось в семейном архиве родной сестры Екатерины - Надежды Фёдоровны Костылевой, которая передала его в Госархив Тюменской области на вечное хранение.
На пожелтевших от времени листках с потертым, угасающим текстом некоторые слова уже невозможно разобрать. Тюменские архивисты постарались частично и доподлинно восстановить письма Екатерины, её записки из плена. Предлагаем нашим читателям содержание писем нашей землячки, пережившей боль, страдания и пытки в фашистских застенках. Она не пала духом и до конца исполнила свой воинский долг.

Жизнь мирная, довоенная
Перед войной семья Костылевых переехала из Кодского в г. Тюмень. Здесь Екатерина окончила школу, в 1937-1939 гг. работала в библиотеке, затем устроилась на работу кассиром в сельскохозяйственный техникум. В мае 1940 года девушка с маленьким сыном Толей уехала к родственникам в Крым, собиралась поступать в институт. Из писем маме и сёстрам Наде и Вале:
«26/V-1940 г. я начинаю устраиваться, подала заявление в гороно, завтра за результатом пойду, и ещё была в НКВД, тоже пообещали только через месяц должность секретаря…». Катя хочет учиться, но понимает, как сложно это сделать с маленьким ребёнком на руках, и тогда принимает тяжёлое решение, которое позже окажется спасительным для Толи - отправить сына к маме и сёстрам в Тюмень. Тем временем, чувствовалось приближение войны:
«28/V-41 г. въезд в Крым, наверно, скоро закроют, обстановка слишком напряжена, с работы не пускают и отпуска не дали, всех позабирали в армию и никого не остаётся. Уж слишком очевидно, что недалек тот день, когда вспыхнет что-нибудь...».
«21/VI-41 г. … все наши машины сейчас забирает военкомат, и какое-то экстренное собрание собирают, не знаю, что будет…».

Стала добровольцем в первый день войны
«27/ VI- 41г. … фашистская банда напала на нашу родину, и огонь войны разгорается, но они будут биты, как всегда и везде, где они совали свои носы. Обо мне не беспокойся, я прохожу переподготовку в военно-санитарной дружине, после чего пойду на фронт, в базе нас, наверное, сократят, а пока на сей день ещё работаю, а вечером прохожу переподготовку. Напишите мне до востребования сейчас, потому что я сама не знаю, где буду. Мою комнату взяли под газоубежище. Писать обо всем не могу, но обстановка военная, это, я думаю, известно вам, а тем более в 100 км от фронта…».
«5/VII-41 г. … Я же в первый день войны, т.е. 22 июня, подала заявление добровольцем, сейчас я уже хожу в военной форме и ждём только приказа, чтобы выехать. Теперь пишите по этому адресу: г. Симферополь, Н-Сергеевка, ул. Автобусная, 12, Союзсовхозтранс, меня опять перевели сюда. Работа здесь гораздо серьёзнее и ответственнее. Работаю и учусь, 16 часов на ногах. Толика и представить себе не могу, какой он сейчас большой. Скажите ему, что мама пойдёт воевать, чтобы Толику после было жить хорошо и весело…».
«1/IX-41 г. с работы сняли и вот направляют в госпиталь работать, у нас вся дружина идёт туда работать, а меня ещё направили после работы заниматься с дружиной, сейчас я командир дружины, это звание мне присвоено, постараюсь его оправдать…».
«8/II-42 г. я на фронте с октября месяца, жива, здорова, нахожусь в своём родном Крыму, а наша артиллерия и лупит же их… Ходила два раза на переднюю линию фронта, видела этих гадов, правда, они находились в метрах 500-600, но видно было всё. За дядю и тетю абсолютно ничего не знаю, где они, когда я поехала, они были в Симферополе».
«13/II-42 г. … Мне присвоили звание военное, сейчас я санинструктор, имею право носить 4 треугольника, считаюсь как младший начсостав».
«21/III-42 г. … я пока жива, здорова, лишь бы вы были живы и здоровы, а я буду обязательно, ведь так много надо людей после войны. Нет, надо обязательно жить, да и жить хочется, как никогда…».
«22/V-42 г. … хожу на передовую часто, видела из бинокля фрицев, как их наши снаряды беспокоят, да вот уже 8-й месяц как я на фронте, ну не правда, достанется им, на всю жизнь будут помнить, как их гонят. Да, мама, много мне пришлось повидать, может ещё больше придётся увидеть…».
«13/VI-42 г. … я пока живу ничего, сейчас не на позиции, вот дней 5 были в боях, пока отдыхаю, похудела, правда, да и немудрено».
...Больше писем не было. После освобождения Крыма от немецко-фашистских захватчиков тетя Екатерины пересылает её маме, Анастасии Ивановне, записки дочери, которая та переправила ей из плена. «…Сообщаю, что я в Симферополе, этот мужчина скажет, где я нахожусь… Ну, тетя, я жить вообще не думала и сейчас не знаю как. Лишь бы остаться живой, трудно придётся конечно. У меня сейчас никого не осталось кроме вас, ну я ещё в довершение всего ранена в ногу, но ранение небольшое…».
«Тетя вы можете прийти завтра днём к окну, я вам выкину в окно мои записки, а то будет поздно».
«Тетя! У нас карантин и до 3/IX-42 г. в город не пускают и даже во двор – чувствую себя плохо, кормят неважно, наверно на днях отправят куда-нибудь, боюсь, чтобы не в Германию. С ума схожу о сыне, родных, во сне вижу каждый день их. Как трудно мне, тетя, и передать не могу, очень тяжело».

Прощальное письмо близким
«6/VIII-42 года г. Симферополь. Здравствуйте, дорогие мои мама, папа, Надя, Валя и мой милый бесценный единственный Толик, шлю вам всем свой, быть может, последний прощальный привет, и не надеюсь, что попадёт ли это моё письмо когда-нибудь к вам в руки. Постараюсь передать его тете, и может какими-нибудь необыкновенными судьбами оно к вам попадёт. Тетя сейчас мой единственный друг и помощник. Толика, воспитайте его, как можете, но пусть он не забывает свою маму. И что вы будете делать, когда это письмо получите, если получите, конечно, может быть и папа будет дома и В.И. будет где-нибудь недалеко, прочитаете его и скажете или подумаете, что 6-го августа 1942 г. она была ещё жива. Если бы вы только знали и чувствовали, как я хочу вас всех видеть, говорить с вами, я бы многое пережила, только быть около вас. Милый мой сыночек Толик, большой уже, скоро будет учиться, пусть хорошо учится и слушается вас всех, может, я его ещё и вас всех увижу. Как много хочется говорить с вами, а в письме всего не напишешь, да и не вспомнишь. Передавайте привет всем-всем, кто только меня знает…».
Это письмо и три записки старшина 101-го артиллерийского полка, участница обороны Севастополя Катя – санинструктор Екатерина Костылева смогла передать из фашистской тюрьмы своей тёте. После освобождения Симферополя тётя отправила их в Тюмень: «Настенька! (от автора: мама Екатерины Анастасия Ивановна) Посылаю старые Катины письма, которые она писала из тюрьмы. Она попала в плен в 1942 г. 1 или 3 июля, хорошо уже не помню. Отправлена из тюрьмы 10 сентября неизвестно куда». На письме чернилами рукой тёти сделаны пометки: «Где подчеркнуто чёрными чернилами, то там Катя намекает о том, что её немец избил, и о том, что пленных бьют ещё почище».

«Читали с Валей 25/VIII-53 г...»
Анастасия Ивановна Костылева, так и не дождавшись возвращения с фронта пропавшей без вести дочери, продолжала её искать и надеяться. Она публиковала объявления в газетах. «Письменная связь прекратилась в июне 1942 года, – пишет она в анкете на розыск военнослужащего 17 мая 1946 г. Имеются сведения, что она в 1943 г. в феврале месяце находилась в лагере военнопленных №2 в г. Ровно». К анкете она прикладывает письмо Клавдии Денисовой, девушки, находившейся вместе с Екатериной в немецком плену: «4/II-46 г. Добрый день, мамаша! Вы прислали письмо моим родственникам и спрашиваете за свою дочь Катю. Я с Вашей дочкой, т.е. с Катей, была до февраля 1943 г. Затем будучи в г. Ровно в лагере военнопленных нас стали вывозить в Германию, она осталась в Ровно, встретила знакомого врача, и больше я о ней ничего не знаю, ибо она оставалась там, а меня вывезли. С приветом Клава».
До конца своих дней мать ждала свою Катю. Это её рукой сделаны скорбные записи на письмах дочери, бережно хранимых и перечитываемых в семье: «Читала 17 июня 1949 г.; читали с Валей 25/VIII-53 г.; 21 мая 1955 г.; читала 4-го августа 1961 г.; читала 4-го августа 1961 г.; – сердце подсказывает, читаю почти в одно время, хотя и годы проходят; читала 19 июля 1963 г.; читала 4 августа 1966 г.; 1977-го года 13 июля…».
Время не лечит, память хранит образ родного человека. Пожелтевшие тетрадные странички, оборванные наполовину, прощальное письмо близким, – так доходит до нас история обречённых на смерть.

СССР - единственное государство в годы Второй мировой войны, в котором женщины принимали участие в боевых действиях. Журналисты газеты «Сельская новь» обращаются к жителям и гостям округа с просьбой полистать семейные фотоальбомы, вспомнить рассказы дедов-фронтовиков об участии на фронтах наших землячек. Вместе попробуем увековечить их имена, чтобы в нашей памяти навсегда сохранился образ патриотки, бойца, труженицы.