С такими друзьями и враги не нужны

«Невиновен», - вынесли вердикт через 40 лет
30 октября принято вспоминать о миллионах людей, которые, чаще всего необоснованно, были подвергнуты репрессиям, отправлены в лагеря, в ссылку, лишены жизни в годы сталинского правления и после него. Этот день выбран не случайно, а в память о голодовке узников лагерей, начавшейся 30 октября 1974 года в Мордовии, которую политзаключенные объявили в знак протеста против политических репрессий. Осознать весь масштаб репрессий с 1917 по 1950-е годы XX века довольно сложно. Но даже на примере семьи Кичигиных можно понять трагичность того времени. В книге Людмилы Коншиной «Кичигины — жертвы террора в СССР» перечислен 121 человек с этой фамилией, которые были осуждены по ст. 58 на длительные сроки, 13 из них расстреляны. Большую их часть впоследствии реабилитировали за отсутствием состава преступления.
С 1937 по 1946 гг. провёл в сталинских лагерях наш земляк, уроженец д. Чёрное Макарово Андрей Парфентьевич Кичигин. Его осудили по пресловутой 58-й статье, пункту 10 («антисоветская агитация») по доносу его же товарищей. «Тройка» НКВД в Шатрово «отвесила» Кичигину 10 лет. В возрасте 92-х лет, можно сказать перед смертью, захотелось А.П. Кичигину в глазах общества предстать человеком «чистым», поэтому написал он в райисполком прошение о реабилитации. Специальная комиссия в Кургане по снятию с осужденных в сталинское время нелепых обвинений в 1989 году приняла решение о его реабилитации. Через 40 с лишним лет человека признали невиновным. В своё время заместитель редактора газеты «Сельская новь» Валерий Таланов встречался с Андреем Кичигиным и записал его воспоминания о том времени, о годах, проведённых в ГУЛаге. Предлагаем нашим читателям этот материал в сокращении.

Гришка Мелехов «позавидовал бы»
- О моей жизни можно написать такие романы, что Гришка Мелехов из «Тихого Дона» мог бы даже позавидовать. Он-то ведь сталинские лагеря не проходил...
Отец мой, Парфентий Ильич, родом из Кылмана. У него в семье было 12 братьев и две сестры — 15 душ, в нынешнее время такое и представить трудно. Все крестьянствовали. Он женился здесь, в Чёрно-Макаровой, взял в жены Феодосью Андреевну. Она была тоже из большой семьи, но жили все исправно. Помню, лошади хорошие у нас всегда были. Батя если куда едет, то даже колеса у телеги или ходка чуть ли не привязывал, чтоб лошади с натугой шли, сильнее были. До пяти голов коней держали. Кроме меня в семье ещё четыре сына было. Старший Перфирий, его в первую империалистическую убили, потом я, затем Сергей, Алексей и последний Максим.
Работали много, что наши лошади. С весны и до осени часа 3-4 спали. Отец был смиренным, но беспокойным по хозяйству и нам покою не давал. А уж когда после революции земли крестьянам дали, то тут мы развернулись. Без куска хлеба не жили. Когда война с германцем разразилась, взяли меня на фронт. Помню, были мы в Румынии. Как-то вызывают меня к командиру, прибегаю, говорю: «Здравия желаю, ваше высокоблагородие!» А командир мне отвечает: «Больше ко мне так не обращайся. В России царя нет, и командир для солдат - друг, товарищ и брат». Ну, я, конечно, опешил от удивления, стою, двух слов сказать не могу. Потом говорю: «Разрешите идти, ваше высокоблагородие». А он мне вдогонку: «Ну, деревня, куда Россию заведут».
Тут дали мне отпуск на 40 дней, приехал домой, а там что творится… Власть сегодня одна, завтра - другая. А я гуляю, вино пью. Вот жизнь прожил, а табак ни разу не курил, а пить на фронте научился. А в деревне само собой: дружки-товарищи. Женился, из Камышевки девушку взял, Пелагеей Фёдоровной звали. Из-за революции отпуск мой затянулся. А тут жена мне сына родила, да в ту же ночь и скончалась. Через несколько дней и ребёнка в гроб положили. С кладбища вернулся, а мне в руки повестка - надо идти служить в армию Колчака. Отец с матерью не знают, что делать, что посоветовать. В поле они мастера, а тут руками разводят. А мне хоть и 20 лет, а ума в голове немного. Куда против власти побежишь? Власть - есть насилие. В армии Колчака назначили меня снабженцем при батарее. То достань, это подвези. Красные со всех сторон наступают, а мы отступаем. А тут я заболел тифом. На ногах еле стою, сознание теряю. Меня в сани бросили и повезли, но дорогой выбросили в снег, мол, всё равно труп. Только очнулся, а рядом красные. И были на мне хорошие валенки, и первым делом попросили их снять. Деньги забрали, сказали, чтоб с жизнью прощался, и тут в лицо кулаком заехали, и я с ног долой. Слышу, кто-то из красноармейцев обращается ко мне: «Не Парфентия ли Кичигина сын будешь? Что-то физиономия твоя мне знакомая». «Точно, - говорю, - сын его».
Тогда мой земляк своим товарищам говорит насчёт меня, что не враг я советской власти, а просто заблудшая овца. «Ладно, говорят, - забирай его, пусть живёт». Дело в Кемерово было. Потом земляк меня на шахту устроил, где сам работал. Трудился на совесть, даже бригадиром назначили. Познакомился с хорошей женщиной, Лидой звали, грамотная была, партийными делами вершила. Родила она мне сына. Жизнь, вроде, у меня заладилась, но так домой затянуло, что мочи нет. Стал жену с собой звать, а она мне в ответ: «Здесь я в людях, что буду делать в вашем глухом, лесном краю? Лучше уж ты здесь оставайся». Мне бы, дураку, послушаться Лидию, так и жизнь бы по-другому сложилась. Так ведь нет, не послушался, сорвался с обжитого места и поехал в родные края. Потом мне писали, что сын мой умер от болезни.

Наступил 1937 год. Люди стали исчезать…
Приехал в деревню, стал себе дом строить, отец с братьями помогали. Потом женился на Екатерине Сергеевне. Была она родом из зажиточной семьи. Женщина мировая. Вскоре родила она мне двух дочерей: Анфису и Таисью. Сначала жили единолично, потом в колхоз вступили. Поставили меня в кузницу, чтоб технику ремонтировал. Голова у меня на это дело соображала. А когда в Кодском МТС появилась, то меня туда на курсы направили, потом стал слесарем, а затем механиком перевели, отвечал за ремонт всей техники по округе. Как-то отремонтировали все машины, а к комбайнам нет клавишных подшипников. Подумал-покумекал и решил сделать их деревянными. Сначала надо мной смеялись:
- Ты, Кичигин, может, комбайн из лыка смастеришь? Однако подшипники мои впору подошли. Меня стали везде приглашать, чтоб про своё изобретение рассказал да показал. Подшипники служили исправно, словно были стальные.
И вот наступил 1937 год. Люди стали исчезать, словно колдуны их с собой уносили. Я тогда заведующим нефтебазой Кодской МТС работал. Однажды приехал домой, а мне говорят: «Милиционер спрашивал». Думаю, может, в свидетели надо. И нет у меня тревоги. На другой день встречаю милиционера, он говорит: «Пошли в Совет, разговор есть». А председателем Совета мой брат Сергей работал. В Совете взяли депутата и двух понятых и всей компанией к нам домой пошли. Жена моя сердечная Екатерина Сергеевна сразу в слёзы. Видимо, сразу почувствовала, что долгая разлука предстоит, а любой молодой женщине без мужика не жизнь - каторга, да ещё когда дети на руках. Спрашиваю милиционера: «За что меня арестовали?».
- Кому надо и где надо, скажут об этом, - отвечает он. Тут к дому подвода подъехала. Обнял жену и дочерей своих поцеловал. Не знал тогда, что одну из дочерей, Анфису, больше никогда не увижу. Три месяца она меня не дождалась из заключения. Было ей 19 лет, училась в Шатрово. Учительница её спрашивает: «Кто твой отец?». И сама ответила: «Фашист твой отец, раз в лагере сидит». Нервное потрясение пережила дочь, отразилось это на сердце, и она умерла. Представляю, каково в то время было моей Екатерине Сергеевне. Отец - ладно, пожил на свете, а вот каково 19-летнюю дочь в гроб класть? Тут невольно волком завоешь.
Привезли меня в Шатрово, вызвали к следователю. Он спрашивает: «Знаешь Горланова, Сипина, Петелина, - и ещё фамилии называет. Говорю: «Как не знать, наши деревенские да из Камышевки. Вместе гуляем, вино пьём». Следователь продолжает: «Значит, если вместе собираетесь, то и разговоры ведёте?». - А как же, говорю, - не в молчанку играем, разговариваем».
- И говорил ты мужикам, что у немцев техника хорошая супротив нашей, и если они войной на нас пойдут, то крови много прольётся?
- Не, гражданин следователь, не так дело было. Говорил, что немцы - народ коварный, но с головой. И по газетам видно, что к войне готовятся…
- Вот он враг народа, - закричал следователь, - правду не хочет сказать, вывертывается. - Подбежал ко мне, взял за грудки и прошипел: - Жена твоя из кулацкого отродья, и сам на её позиции перешёл.
- Да ведь когда женился - тогда и слова такого не было в обиходе. А потом любовь не спрашивает - кто какой. Насчёт разговоров давайте очную ставку, чтоб при мне мужики подтвердили, о чём речь вели во время гулянки. Но тут следователь совсем рассвирепел.
- Ставку тебе очную надо, а вот это не видел, - и кукиш мне под нос суёт.
Ну всё, думаю, дело - труба. Власть нашу народную плетью не перешибёшь, справедливости не найдёшь. А, будь что будет.
Более трёхсот памятников и музейно-мемориальных центров в России, посвящённых памяти жертв политических репрессий. Они установлены в Санкт-Петербурге, Уфе, Екатеринбурге, Казани и других городах. Кроме того, на местах массовых расстрелов, на территории бывших лагерных пунктов установлены сотни монументов, обелисков, стел, закладных камней, памятных знаков, крестов и мемориальных досок, связанных с историей репрессий и памятью об их жертвах.

Изобретатель и рационализатор
Через несколько дней зачитывают мне постановление особого совещания «тройки»: 10 лет лагерей за вражескую пропаганду. И повезли меня сначала в Шадринск, потом в Курган, затем в Челябинск, а там до Аргангельска довезли. Привезли в зону, а там народу! Только на нашем участке было семь тысяч человек, а таких участков несколько. Вот, думаю, сколько вокруг меня врагов народа. Я-то, может, по ошибке попал сюда, а как же остальные? И что все сотворили, что их за колючую проволоку поместили? У кого бы ни спросил - все плечами пожимают. Вот, думаю, жизнь пошла, сам чёрт не разберёт.
Сначала отправили меня на лесоповал. За день намашешься топором, а еды дадут - 200 граммов хлеба да 3 стакана воды. Через несколько дней свет белый не мил, а тут ещё уголовники пристают - тёплую одежду забрали, а взамен своё, всё худое отдали. А куда жаловаться пойдёшь? Начальник зоны - вредный тип, из купеческой семьи. Сам в своё время отсидел за что-то, поэтому и зол был на всех. Помню, вызвали меня к нему, и начал он надо мной куражиться. Оказалось, жена моя выслала посылку, в сало запрятала 50 рублей и положила ещё характеристику на меня, выданную руководителем МТС. Написано в документе, что мастер я на все руки и что изобретатель и рационализатор в придачу. И вот этот купеческий сынок заявляет мне, что срок мой надо бы ещё увеличить лет на десять, чтоб не просил из дома денег и липовых бумаг. А я ничего не просил у жены, сама всё догадалась выслать.
Работаю в кузнице, а тут прибегают ко мне товарищи и говорят: «Танцуй, новость приятная». Ну, вокруг наковальни пробежал я три круга, и они мне сообщили, что нашего начальника подстрелили. Рассказали, как дело было. Он решил собак потренировать, чтоб лучше на людей охотились. Сам оделся, как заключённый, стал в лесу бегать от кучи хвороста к другой. И надо же такому случиться - в лесу оказались заключённые с другого участка. Увидели те охранники, что кто-то пытается убежать, ну и один подстрелил нашего начальника. «Так что тебе повезло, не накинут срок», - подытожили мои товарищи. И точно, никто не стал моей посылкой интересоваться. А много было случаев, когда у людей срок кончался, но находилась какая-нибудь зацепка, и они оставались в лагере.
Перевели меня на станцию, стал следить за паровыми котлами. Много мучений было с накипью. Не знали, как от неё избавиться. И стал я изобретать средство, чтоб себя от хлопот освободить. Взял каустик, смешал его с просеянным сухим торфом и полученную смесь начал варить. Получилась жидкость. Её и начал заливать в ту воду, которой заполнялись котлы. Вода в котлах выкипала, а
накипи не было. Вместо неё оседала одна пыль.
Когда узнали про моё изобретение - из Аргангельска инспектора понаехали, начали всякие экспертизы делать. Кончилось всё это тем, что в награду год срока мне сбавили. Спасло меня то, что нужным человеком считали в зоне. Следил за техникой, какую надо - ремонтировал. Охранники не били, в лес не гоняли.
В сорок шестом году вернулся домой. Сколько радости было в семье! Деревенские знали и печальные слухи. Вот в с. Терсюкское Андрей Алексеевич Огнёв просидел 10 лет, пришёл в родной дом, ночь одну ночевал и умер. В лагере голодал, в дороге голодал, а дома пельменей наелся - и нет человека. На руках у жены осталось 10 детей! Конечно, из лагеря вернулся - на меня все косо смотрели, но ничего, в колхоз приняли. Когда вернулся - мои друзья пришли ко мне каяться. Просили извинить их, что в 37-м донесли на меня куда следует. Говорили, что всё по пьянке, не думали, что могут в лагерь забрать. Простил я их, а что оставалось делать? Да, жизнь моя была круто замешана. Сколько раз смерть просил прийти, а она что-то запозднилась. Но зато повидал на своём веку - дай Бог каждому. Видимо, каждому человеку своя судьба выпадает, и винить надо только самого себя. Как сумел - так и жизнь прожил. И не лучше, и не хуже других. Какое было время - такая и судьба нам выдалась.

P.S.
Лет 15 назад в Кодское пришло письмо из библиотеки с. Ерцево Архангельской области. Сотрудники отправили фотокопию бревна, на котором была запись: «Строил дом в 1939 г. 17 мая заключённый Кичигин Андрей Парфентьевич, 1897 г.р.: Челябинск. обл. Шатровский р-н Кодской с/с, ст. 58. пункт 10. Срок 10 лет». Оставленную запись увидели при разборке дома уже в наше время. А.П. Кичигин прожил 96 лет, умер в 1993 году. Похоронен на кладбище в Чёрное Макарово.
Журналисты редакции выражают благодарность Анатолию Верещагину, Татьяне Неустроевой, Наталье Затирахиной, Владимиру Куделькину из Кодского и Василию Долгих из Мостовского за помощь в подготовке материала.

В общей сложности более 4 млн жертв политических репрессий были реабилитированы после смерти Сталина. На учёте в Отделе ГКУ «УСЗН №4» по Шатровскому округу в категории «реабилитированные» в настоящее время состоит 6 человек, которые получают ЕДВ в размере 1302 руб. и ЖКВ по нормативам потребления.